— Ну? — поощрил запинающегося портье Звягинцев.

— Радик уже прозвонился… Там тело.

— Тело?

— Труп! — в отчаянии выдохнул Иван.

— Женщины?

— Мужчины…

— А женщина? Которая кричала?

— Она до сих пор кричит… Только не так, как раньше…

Голос сорвала. Ребята не могут ее успокоить… Это Радик сказал.

— Ладно. Я поднимаюсь. А ты свяжись с администрацией…

И нашего Айболита тоже вызови. И пробей город, пусть вызывают опергруппу.

— А телефон? — растерянно спросил Иван.

— Мать твою! Свяжись с телефонисткой. Свяжись через коммутатор. Пусть даст тебе телефон областного управления. Ты понял меня?

— Понял, но… Может быть, вам самому?

— Не сейчас. Сейчас я разберусь, что там наверху. — Звягинцев перегнулся через стойку и заглянул в сытые трусливые щеки Ивана. — Ты знаешь, что главное преступление уже совершено?

— Да? — Глаза Ивана закатились, и Звягинцев с трудом успел поймать их блеклый отсвет.

— Самое главное преступление состоит в том, что весь штат на этом гребаном курорте упакован дураками.

— Вы полагаете?

— А ты — нет?..

Проклиная все на свете, Звягинцев поднялся в номер двенадцать.

Он услышал приглушенные, сдавленные рыдания еще в коридоре. Действительно, женщина потеряла голос: из ее горла вырывались только неясные хрипы.

Дверь в номер была приоткрыта. Звягинцев, почему-то не решившийся распахнуть ее настежь, с трудом протиснул в нее свой живот. Картина, открывшаяся его взору, подтвердила самые худшие опасения.

Посреди комнаты действительно лежал труп.

Мужчина лет пятидесяти, Звягинцев вчера уже видел его мельком: муж стриженой кошки, подруги Ольги Игоревны Красинской. И отец самой Ольги.

Плотный Радик, ведущий в охранном дуэте, сидел на корточках перед трупом. А долговязый ведомый Коля беспомощно стоял рядом с широкой кроватью. На кровати лежала стриженая кошка, которая так не нравилась Звягинцеву. Но сейчас он испытал к ней чувство острой жалости.

Она уже не могла кричать, а только судорожно всхлипывала. Ладно, труп — потом. Труп никуда не денется. А сейчас нужно привести в чувство женщину.

— Ну, что стоишь? — прикрикнул на заторможенного Колю. — Хотя бы воды принеси. , Коля отправился в ванную за водой, а Звягинцев присел на край кровати.

Девушка находилась в шоковом состоянии: она не смотрела на Звягинцева; ее взгляд был прикован к распростертому на полу телу.

— Инесса! — Звягинцев даже вспомнил, как зовут подружку Ольги. — Вы слышите меня, Инесса?

Из груди Инессы вырвался сдавленный стон.

Звягинцев порылся в бездонных карманах и вытащил мятую окаменевшую карамельку «Барбарис» с налипшими на нее табачными крошками. Точно такую же в свое время он дал ее подруге Ольге у скал с несуществующей пещерой.

— Хотите конфетку? — ляпнул Звягинцев.

Этот будничный вопрос, как ни странно, возымел действие: Инесса перестала всхлипывать и воззрилась на Пал Палыча.

— Что?

Звягинцев ловко развернул карамельку толстыми пальцами и протянул ее Инессе.

— Возьмите, она вкусная.

Девушка машинально взяла ее и сунула себе в рот.

— Вот и ладушки. — Звягинцев шумно вздохнул и повернулся к Радику. — Накрой его чем-нибудь. Пока, — прошипел он охраннику. — И двери прикрой, чтобы зеваки не скапливались. Мало ли что…

Из ванной выглянул Коля:

— Здесь нет стакана.

— Ой, дурак. — Звягинцев схватился за голову. — Вон же стаканы стоят, на столе.

На маленьком столике действительно стояла початая бутылка коньяку и три бокала. В каждом из них, на самом донышке, блестела недопитая светло-коричневая жидкость. Коля, всегда отличавшийся повышенным сексуальным влечением к спиртному, воровато озираясь, махнул остаток из одного бокала и вместе с ним отправился в ванную.

Радик уже прикрыл труп покрывалом с кушетки и теперь стоял возле двери, мрачно подпирая косяк. На минуту в номере воцарилась тягостная тишина. Было слышно только журчание воды — Коля наполнял бокал. Вернувшись в комнату, он протянул бокал Звягинцеву.

— Не мне, дурак! — снова прикрикнул Звягинцев. — Девушке.

Инесса ухватила бокал обеими руками, и зубы се тотчас же застучали о тонкое стекло. Чтобы дать ей возможность собраться с силами, Звягинцев встал и прошелся по комнате.

И остановился возле столика с коньяком.

«Наполеон». Неплохо живут, черти. , Звягинцев с сожалением взглянул на спиртное, его так и подмывало попробовать легендарный напиток. Но… Не исключено, что на бутылке и бокалах могут быть отпечатки, которые потом пригодятся следствию. Ладно, этим он займется потом. Сейчас главное — девушка.

Он снова вернулся к Инке и снова присел на краешек кровати.

— Вы в состоянии говорить? — мягко спросил он.

Инесса судорожно кивнула.

— Тогда расскажите, что произошло.

— Я… Я не знаю. Игорь… — Она снова попыталась зарыдать, но Звягинцев предупредительно поднял руку.

— Все. Попытайтесь успокоиться.

Легко сказать, подумал он, ты требуешь от стриженой кошки невозможного. Попытаться успокоиться, когда в двух метрах от тебя лежит тело мужа…

— Да, да… Конечно. — Она кивнула.

— Тогда начнем сначала. Лежащий на полу человек — ваш муж?

— Да.

— Фамилия, имя, отчество.

— Мои?

— Ваши само собой. Но это потом. Сначала его.

— Шмаринов… Шмаринов Игорь Анатольевич. Я тоже Шмаринова.

— Ясно.

— Вы знаете… Он только вчера прилетел.

Всю эту романтическую историю о прилете мужа Инессы он уже слышал от мужа Ольги. Парень заявился из Москвы и рисковал своей головой в вертолетной болтанке только потому, что его жена разбилась на трассе и теперь находится без движения. Сильные чувства, достойные быть зафиксированными в Книге рекордов Гиннесса. А теперь он лежит на полу в луже крови, а его жена — та самая, что разбилась на трассе, — в шоковом состоянии сосет звягинцевскую карамель…

— Да. Я знаю.

— Он прилетел… Он… А потом пришел доктор, уже вечером. Он принес снотворное, сказал, что это очень хорошее снотворное, и что я буду хорошо спать, и ноги не будут меня тревожить…

— А сейчас?

— Что — сейчас? Я их все равно не чувствую… Я ничего не чувствую… Ничего.

— Ну-ну, успокойтесь. Значит, вам принесли снотворное.

— Да. Артем… Кажется, его зовут именно Артем.

— Я знаю, наш доктор…

— Я выпила. Игорь был со мной… Он сидел там, где сидите вы… — Она всхлипнула. — Да. Он говорил, что мы завтра улетим отсюда. Уже сегодня… Господи, зачем он только сюда приехал… Я не хотела, чтобы он приезжал, но Марк… Марк сказал, что Игорь никогда нам не простит, если мы скроем от него… Что я упала… Он был зол на то, что здесь невозможно ничего установить… Что я не хожу… Не Игорь — Марк. Я говорю о Марке. Он позвонил в Москву.

Поток сознания стал утомлять Звягинцева, девушка явно уклонялась от магистральной линии, и Звягинцев снова попытался направить ее в нужное русло:

— Итак, вы заснули.

— Я не помнила, как я заснула. Я знала только, что все это время Игорь был рядом со мной.

— А потом?

— Потом — я не знаю. Я очнулась только сегодня утром.

Я даже не знала, сколько времени. Но было еще темно. Я сразу вспомнила, что произошло… Что произошло со мной, как я упала… И вспомнила, что прилетел Игорь. Он… Я думала, что он прилег на кушетке… Но на кушетке его не было. Я подумала, что он еще не вернулся из бара…

— Он что, должен был пойти в бар?

— Не знаю… Нет. Вернее, я не знаю, должен был или нет.

Он мог пойти. Вчера вечером я слышала, что Марк… Марк — это муж моей подруги, дочери Игоря.

— Я в курсе, — нетерпеливо сказал Звягинцев.

— Марк сказал Игорю: «Мы будем в баре. Если хотите — можете подойти…» Но Игорь оставался со мной. А когда я проснулась, его не было. То есть он был, но я еще не знала. Я подумала, что это нечестно с его стороны — бросать больную жену. Я даже рассердилась на него. — По щекам Инессы снова потекли слезы. — Я рассердилась, а потом увидела, что он лежит на полу. Было еще темно… Я позвала его, но он не отозвался. Я подумала…